« Se Ĥodorkovskij morgaŭ liberiĝos, nenio ŝanĝiĝos. Sed tiu reĝimo ne ŝatas nekontroleblajn faktorojn kaj tre timas montri sian malfortecon. Do Ĥodorkovskij sidos [en prizono] dumvive. Dumvive signifas — ĝis ĉesos la vivo de Ĥodorkovskij aŭ ĝis ĉesos la vivo de tiu ĉi reĝimo. »
« Если Ходорковский завтра выйдет на свободу, ничего не изменится. Но этот режим не любит новых неконтролируемых факторов и очень боится показать свою слабость. Поэтому Ходорковский будет сидеть пожизненно. Пожизненно — это либо пока не прекратится жизнь Ходорковского, либо пока не прекратится жизнь этого режима. »
«Magnickij al mi estas oble pli proksima ol Ĥodorkovskij. Ĉar li estis ne oligarĥo, kaj nek politikisto. Li estis juristo, librotenisto kaj aŭditoro, kiu pri nenio pretendis, sed simple faris la aferojn, kiujn li konsideris ĝustaj. »
« Магнитский мне гораздо ближе, чем Ходорковский. Потому что он не олигарх, и он не политик. Он юрист, бухгалтер и аудитор, который ни на что не претендовал, а просто делал вещи, которые считал правильными. Я с бумажками сижу, и он сидел с бумажками. Но потом за эти бумажки его замучили в тюрьме, а я отчасти почувствовал в этом свою вину. Ведь в тот момент мы все кивали головами и говорили: ну, все сидят, и этот посидит. Посидит и выйдет. А он не вышел. »